Книга: Кнут Гамсун Пан Из записок лейтенанта Ґлана Перевод Г.кирпы
ХVIII
И как же я потом каялся, что так по-дурацки выстрелил! Это было ужасно глупо, ни для чего не пригодилось, только привязало меня на несколько недель до хижины. Все неприятности и огорчения до сих пор не стерлись из моей памяти; моя прачка должна была ежедневно наведываться к хижине: почти не отходила от меня, покупала мне еду и хозяйничала. И так прошло немало недель. Вот!
Как-то врач завел речь о Эдварду. Я слышал ее имя, слышал о том, что она говорила и делала, и меня это больше не затрагивало заживет, так будто он говорил о какой-то далекий посторонний предмет. Я с удивлением подумал: как быстро можно забыть!
- Ну, какого вы мнения о Эдварду, если уже зайшлось о ней? Правду говоря, я несколько недель ее не вспоминал. Минуточку, мне кажется, что между вами что-то было, вы с ней просто не разлей вода, а когда мы плавали на остров, вы оба были за хозяев. Не возражайте, доктор, что-то у вас было, определенное понимание. Только, Христа ради, не отвечайте, вы ничего не должны мне объяснять, я у вас ничего не выспрашиваю из любопытства. Если позволите, поговорим о чем-то другом. Когда я уже буду ходить?
Я сидел и размышлял о том, что сказал. Чего я всем сердцем боялся, чтобы врач, случайно, не рассказал мне свою душу? Что мне до Едварди? Я ее забыл.
Как только немного позже зайшлось о Эдварду, я вновь оборвал лікареву язык. Бог его знает, что я страхався услышать.
- Зачем вы меня перебиваете?- спросил он.- Или вам так невыносимо слышать от меня ее имя?
Врач недоверчиво посмотрел на меня.
- Что думаю я сам?
- Может, вы сообщите мне сегодня какую-то новость? Может, вы даже посватались к ней и она дала согласие? То, может, вас поздравить? Нет? Вот так! Ушам своим не верю! Ха-ха-ха!
- Так вот чего вы боялись?
- Боялся? Доктор мой, голубчик!
Молчание.
- Нет, я не сватался и она не давала мне согласия,- сказал он.- То, может, вы подбивали к ней клинья? К Едварди не сватаются, она сама набрасывает глазом на кого захочет. Думаете, что она какая-то там мужичка? Вы сами видите, какое творение встретилось вам у нас в Нурланні. Она будто ребенок, которого мало пороли розгами, и будто женщина с кучей капризов. Или холодная? Не бойтесь этого. Или палка? Лед, скажу я вам. Так кто же она? Девчонка шестнадцати-семнадцати лет, правда же? А попробуйте только повлиять на это дитя, и оно поругается им все ваши усилия. Сам отец не может дать с ней рады: она для отвода глаз слушается его, а на самом деле сама им верховодит. Она говорит, что у вас зверский взгляд...
- Вы ошибаетесь, это кто-то другой говорит, что у меня зверский взгляд.
- Кто-то другой? А кто?
- Не знаю. Какая-то из ее приятельниц. Нет, Эдварда так не говорит. А погодите-ка, может, и действительно сама Эдварда...
- Она говорит, что когда вы смотрите на нее, то как-то влияете на нее. Думаете, что это хоть на волосинку приближает вас к ней? Вряд. И смотрите, сколько вам заблагорассудится! Но как только она заметит от вас опасность, то скажет себе: “Гляди, вон тот господин не сводит с меня глаз и думает, что его сверху!” И каким-то одним взглядом или холодным словом она оттолкнет прочь от себя миль на десять. Думаете, я ее не знаю? Сколько, по-вашему, ей лет?
- Она же родилась тридцать восьмого года?
- Неправда. Шутки шутками, а я проверил. Ей двадцать лет, хотя запросто можно дать и пятнадцать. Ее душа не ведает счастья, а в маленькой головке бушуют сами противоречия. Когда она смотрит на горы и на море, то ее губы кривятся, как от боли; видно, она несчастлива, но слишком гордая и яростная, чтобы заплакать. Ее изрядно манят приключения, у нее бурная фантазия, она ждет принца. А что за оказия с какими-то пятью талеров, которые вы якобы ткнули весляреві?
- Шутка. Ничего особенного...
- Какой там шутка?! Однажды нечто подобное она втелентувала со мной. Год назад. Мы взошли на палубу почтового парохода, пока он стоял на пристани. Шел дождь, и холод пронизывал до костей. На палубе сидит, хватая дрожь, какая-то женщина с ребенком. Эдварда спрашивает ее: “Вы замерзли?” Так, женщина замерзла. “И малое озябло?” Да, и оно озябло. “Чего же вы не зайдете в каюту?” - спрашивает Эдварда. “Потому что это мое место,” - отвечает женщина. Эдвард смотрит на меня и говорит: “Женщина имеет место на палубе”. “Что же поделаешь?” - мурмочу я себе под нос, хотя понимаю Едвардин взгляд. Я не родился богатым, я выбился в люди из ничего и денег на ветер не выбрасываю. Поэтому я отхожу от этой женщины подальше и думаю: “Если за нее надо заплатить, то пусть Эдварда сама и платит, она и ее папочка куда богаче меня”. Так оно и вышло - Эдварда платит сама. В этом она безупречна, никто не упрекнет ей бесчувственности. И, негде правды деть, она надеялась, что я заплачу за место в каюте для той женщины с ребенком,- это видно было по ее глазам. Что же дальше? Женщина встала и поблагодарила за такое великодушие. “Не меня благодарите, а вот этому господину,” - ответила Эдварда и преспокойно показывает на меня. Что вы на это скажете? Слышу, как женщина и мне спасибо, а я не могу ей ничего ответить, просто оставляю все, как есть. Видите, это лишь одна ее черта, а я мог бы еще много чего рассказать. А насчет тех пяти талеров, то она сама дала их весляреві. Если бы это сделали вы, она бросилась бы вам на шею; вы стали бы для нее героем, который способен на такую нерозважність ради ее изношенного ботинка; именно так она это себе и представляла, это жило в ее мечтах. И через вашу нездогадливість она сама это сделала от вашего имени. Вот такая она и есть - одновременно и неистовая, и осмотрительна.
- Может ее кто-нибудь укротить?- спросил я.
- Ее следовало бы наказать,- уклончиво ответил врач.- Плохо, что она имеет полную свободу делать все, что заблагорассудится, и получать стольких, скольких заволіє. Ею интересуются, нет таких, которые были бы к ней равнодушны, всегда под руками находится тот, к кому она испытывает свое влияние. Или вы заметили, как я с ней себя веду? Как со школьницей, словно с каким-то девчонкой: напучую ее, исправляю язык, слежу за ней и присаджую. Думаете, она этого не понимает? Ой, нет, она гордая и своенравная, это постоянно ее обижает, и она еще и слишком горда, чтобы демонстрировать свою обиду. Но так ей и надо. До вашего приезда я уже целый год держал ее в руках, она начала поддаваться, плача от страданий и досады, и стала какой-то более покладистой. Но тут появились вы, и все пошло кувырком. Так оно и есть: один теряет, а другой находит; наверное, после вас придет третий, кто знает.
“Эге, и врач имеет за что мстить,” - подумал я и спросил:
- А теперь скажите мне, доктор, зачем вы так старались все это мне рассказать? Может, я помогу вам обуздать Эдварду?
- К тому же она горячая, как вулкан,- вел он дальше, не обращая внимания на мой вопрос.- Вы спросили, может ли кто-нибудь ее обуздать? А почему бы и нет? Она ждет своего принца, а его нет; она без конца ошибается, он и вас приняла за того принца, прежде всего потому, что у вас зверский взгляд, ха-ха. Слушайте, господин лейтенант, вам на всякий случай надо бы было прихватить с собой мундир. Теперь он стал бы вам. А почему бы ее кому-то и не обуздать? Я видел, как она заламывала руки и ждала того, кто пришел бы, забрал бы ее и увез отсюда, овладев ее телом и душой. Этак. Но он должен прибыть издалека, упасть как гром с ясного неба еще и быть не таким, как все. По-моему, господин Мак не просто путешествует чужими краями, он что-то задумал. Когда он так странствовал, а домой вернулся с каким-то господином.
- С каким-то господином?
- И, к сожалению, он не подошел,- сказал врач, болезненно улыбаясь.- То был мужчина моего возраста, еще и хромал так же, как я. Какой же из него принц?!
- А куда он делся?- спросил я, не сводя с доктора глаз.
- Куда делся? Отсюда? А кто знает,- озадаченно молвил он.- Ну, и сколько можно об этом говорить! Через неделю вы будете ходить. Бывайте здоровы!
Книга: Кнут Гамсун Пан Из записок лейтенанта Ґлана Перевод Г.кирпы
СОДЕРЖАНИЕ
На предыдущую
|